Литературная критика романа "Блистающий мир". Глава 5 (часть 3)

Одно из таких слов было в четвёртой главе Евангелия от Луки. Когда Господь победил два первые искушения — хлебом и властью, — дьявол искушает его крыльями:

"И повёл его в Иерусалим и поставил Его на крыле храма и сказал ему: если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз. Ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе сохранить Тебя, и на руках понесу Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. — Иисус сказал ему в ответ: сказано: не искушай Господа Бога Твоего".

Слово это казалось теперь Леонардо ответом на вопрос всей лиши его: будут ли крылья человеческие?

"И окончив всё искушение, диавол отошёл от Него до времени".

"До времени? Что это значит? — думал Леонардо. — Когда же дьявол приступит к Нему снова?" (Там же, с. 608) С точки зрения героя, обретение возможности летать было бы гармоничным сочетанием "божеского" и "дьявольского" — воплощением тотальной целостности бытия: "Ему всегда казалось, что последнее, может быть, недоступное людям, знание и последняя, столь же недоступная, вера привели бы разными путями и к одному — к слиянию внутренней и внешней необходимости, воли человека и воли Бога" (там же, с. 609).

Однако мечте о полёте не суждено воплотиться в реальность. Символом трагической тщетности человеческих усилий выглядит эпизод, где герой, уже подходящий к жизненному пределу, выпускает из клеток разнообразных птиц, последним освобождая лебедя: "Огромная белая птица выпорхнула, шумно и радостно взмахнула порозовевшими в лучах заката крыльями и полетела прямо к солнцу.

Леонардо следил за нею долгим взором, полным бесконечною скорбью и завистью.

Франческо понял, что эта скорбь учителя — о мечте всей жизни его, о человеческих крыльях, о "Великой Птице", которую некогда предсказывал он в дневнике своём:

"Человек предпримет свой первый полёт на спине огромного Лебедя" (там же, с. 563).

По логике автора "Воскресших богов", к общей истине можно прийти различными путями. Античные мифы сливаются здесь не только с идеями итальянского Возрождения, но и с православными сюжетами. Иоанн Предтеча Крылатый на русской иконе напоминает Великую Птицу Леонардо (там же, с. 603), а фреска Джотто, которая в свое время оказала сильнейшее влияние на итальянца, производит потрясающее впечатление на русского иконописца Евтихия Гагару (тоже носящего "птичью" фамилию-прозвище):

"...заметил он хитрого механика Дедала, который испытывал изобретённые им огромные восковые крылья: тело облеплено птичьими перьями; крылья привязаны ремнями к туловищу; обеими руками ухватился он за внутренние перекладины и, приводя ими в движение крылья, пытается взлететь. <...> Загадочный образ Крылатого Человека тем более поразил Евтихия, что в те дни он работал над иконою Предтечи Крылатого. С неясною и вещею тревогою он почувствовал противоположность вещественных, устроенных, может быть, хитростью бесовскою крыльев механика Дедала и духовных, "прообразующих парение девственников к богу", крыльев "ангела во плоти" — Иоанна Предтечи" (там же, с. 619).

назад-далее

на верх страницы - к началу раздела - на главную