|
|||||||||
|
Современная
литературная критика: статьи, очерки, исследования М. С. Петровский Грин грубо льстит этим виршам, называя их стихами, тем более, что он их, конечно, не читал, а только слышал. Приводятся слове «экзотической песенки» (что уже название эстрадного жанра) «Шли по улицам Мадрида» на слова А. Пугачева, присяжного поставщика текстов для «цыганских романсов», в том числе популярного «Жалобно стонет ветер осенний». В отдельном нотном издании «Шли по улицам Мадрида» (Романс. Цыг. жизнь № 133. Сл. Пугачева. Муз. М. П. Посвящ. С. С. Парчинской. Ценз. разр. 17 марта 1903 г.) приводятся два варианта текста - возможно, переводного, в том числе тот, который цитирует Грин. Речь идет о девушке, которая нищему, просившему подаяния, «подала» свой поцелуй. Нищий ответил ей букетом роз, купленным на деньги, полученные от ее же подруг. «Между тем, - продолжает Грин, - поступок девушки был трогательно заключен в самом себе, он принадлежал к числу тех, какие не вызывают, не должны вызывать внешней реакции...», «он поступил как человек, бросивший в ручей гривенник за то, что напился...», «он почувствовал себя мужчиной. Как он стал извиваться и раскланиваться...», «он говорил: "Погодите, я сейчас", наверное, торговался с продавцом цветов, и, наконец, вручил свой напыщенный букет...», «это человек совершил ошибку...» (6) и т. д., и т. д. Кто еще из русских писателей стал бы предаваться столь сосредоточенным морально-психологическим размышлениям над нескладными виршами самоделковой уличной песенки, пусть даже и «экзотической»? Но Грин точно уловил в этих стишках, в сюжете романса некую притчевую потенцию - и немедленно начал актуализировать ее, развивая в маленькую притчевую новеллу. Он стал прописывать умолчанные в стихах психологические детали и заострять морально значительные моменты. Экзотическая условность картонного Мадрида нисколько не смущала его. -- Вот так же, надо полагать, вслушиваясь в слова другого романса, он расслышал в нем (по точной догадке В. Я. Мордерер) основные образы и ситуации будущей феерии «Алые паруса»: На берегу сидит
девица, Сквозь словесную расхлябанность, сквозь почти бессмысленное косноязычие романса (чего стоит хотя бы «Чтобы не сквозил - сиянья дня»!) отчетливо проглядывают все основные, определяющие сюжет будущей гриновской феерии образы и ситуации: девица «красотка», шьющая на берегу моря (Ассоль, вспомним, тоже занимается шитьем), корабль под парусами, оказавшийся тут как тут - случайно, но «по счастью»; шелк, которого «не достает», выбор алого цвета, мотивированный тем, что он нужен «для любви», моряк, обладающий - тоже по счастливой случайности - шелком необходимого «любовного» цвета, приглашение подняться на палубу и песня моряка - «новая песня»! - «про любовь страны далекой»... Элементы сюжета и их соположение в романсе таковы, что доказывать их близость (если не тождество) с гриновской феерией даже как-то неловко. Но, может быть, нелишне напомнить глубокую укорененность образов и сюжетов песенно-романсового репертуара в сознании современников: ведь эти образы и сюжеты внедряются в сознание пением. Весьма возможно, что связь феерии с романсом была для современников очевидностью - потому-то они о ней ничего и не сказали. И более того, сказать не могли, исполнители романса «На берегу сидит девица» из городских низов не писали социокультурных, фольклористических или литературоведческих исследований... на верх страницы - к началу раздела - на главную |
||||||||
|
|||||||||
