Современная литературная критика: статьи, очерки, исследования
Александр Грин: жизнь, личность, творчество
к содержанию

Вадим Казютинский (Киров)
Воспоминания о Гринландии и Н. Н. Грин
начало::продолжение::окончание

Конечно, мы все восхищаемся прекрасной сказкой «Алых парусов». Но в ней запечатлелся, на мой взгляд, не весь безмерный талант Грина. Не она делает его великим писателем. Мне кажется, не стоит забывать, что Грин - не просто сказочник. Повторюсь: он, как никто, смог раскрыть в незабываемых художественных образах сферу коллективного бессознательного. Сны, мечты, сказки - это все оттуда. Вспомним слова Дэзи о девушке в кружевном платье, не боящейся «ступать ногами на бездну, так как и она видит то, чего не видят другие, и то, что она видит, - дано всем, возьмите его»! «Я опять скажу: «Человека не понимают». Надо его понять, чтобы увидеть, как много невидимого». Если Достоевский нарисовал картины бессознательного в человеке образами мрачными и болезненными, то Грин, которого болезни тоже преследовали беспощадно - образами, наполненными светом, радостью и обещанием счастья.

Н.Н.была откровенна со мной. Она делилась подробностями немыслимых, нечеловеческих злоключений, которые подстраивала ей бюрократическая машина власти. Все это известно. Кое-что нашло отражение в публикуемых отрывках из писем. Доверяла мне Н.Н. и такие мысли, которые сейчас не мешало бы забыть. Например, в нескольких письмах она довольно критически упоминала о творчестве Б. Пастернака.

Те, кто не был знаком с Н. Н., даже отдаленно не могут представить себе ее железную волю, непреодолимую решимость, несмотря ни на что, осуществить свою цель - музею быть! Как ни странно, никогда не видел ее слабой и расстроенной. Злой - да, гневной - да, саркастической - да, но не слабой. В своих безвыигрышных ситуациях она шла напролом - и выигрывала. Восхищаясь ее подвигом в отношении музея Грина, мы все же не полностью ощущаем героику ее личности в те годы, величие ее духа, внутреннюю свободу, которую создала ее любовь к Грину. Увы, потом Н.Н. заболела, становилась все более беспомощной, память ее ослабела. Она сильно нуждалась в деньгах. Но смысл ее жизни был уже воплощен.

Н. Н. много рассказывала о подготовке к печати 6-томного Собрания сочинений Грина.

В разговорах со мной очень тепло отзывалась о Вл.Россельсе за «вдумчивость» и «добросовестность». В то же время буквально клеймила В.Сандлера, который «своевольничал» и хитро пренебрегал советами Н. Н. По словам Н.Н., он «присосался» к Грину и его вернувшейся славе. Сначала я не понимал, как это возможно. Казалось, что пожелания Н. Н. должны исполняться беспрекословно. Кто лучше, чем она, знает, как поступить в том или ином случае, скажем, надо ли включать в сочинения рассказ «Заслуга рядового Пантелеева»? Но потом увидел, что вокруг Н. Н. буквально роится множество мелких людишек, движет которыми вовсе не любовь к Грину, а только собственный интерес. Трагизм положения Н. Н. стал еще более ощутимым, сила ее долго сопротивлявшегося духа - еще более впечатляющей.

В 6-томнике я впервые познакомился с большим числом рассказов Грина, ранее мне не известных. Нашел много интересного и близкого. Выход каждого тома был событием в моей жизни. Но самое первое, ошеломляющее впечатление от знакомства с «Бегущей по волнам» и «Фантастическими новеллами» так и не было перекрыто.

Мы очень дружили с Н. Н., но иногда мне серьезно «доставалось», в том числе и письменно. Я не прошел такой суровой закалки, как Н. Н. Несколько раз необдуманно жаловался на какие-то жизненные обстоятельства (которые для Н.Н. были сущей ерундой). Какую же «трепку» я за это получал! На обороте очень ценимой мной фотографии Н. Н. (лучистые, мудрые, проницательные глаза; взгляд, пронизывающий душу насквозь и в то же время какой-то материнский) надпись: «Вадим! Смотря на меня, помните, что я самый строгий и требовательный ваш судья. Н. Грин. 16.1.61. Москва». Прошло время, я повзрослел. И вот сохранившаяся карандашная запись. Почерком Н.Н. на сложенном вдвое листе бумаги: «Вадим! Самое важное - мужество и любовь к природе. Верно?» Да, да, да! Конечно, верно, Нина Николаевна! Я получил в подарок два томика романов Грина, вышедших в Детгизе, с трогательными надписями. Сильным потрясением стал, конечно, «Блистающий мир», который тогда прочел впервые.

Как хорошо современным гринолюбам. В их распоряжении столько собраний сочинений Грина с прекрасными комментариями (особенно мне нравятся комментарии А. А. Ревякиной). А мы все собирали по крупицам, - но ведь находили. Правда, мы еще не знали занудную классификацию «типов романтиков» в сочинениях Грина, что было только на пользу.

Дружеские отношения с Н. Н. не прервались с окончанием переписки. Мы встречались в Москве, наши встречи оставались такими же теплыми, как раньше, но не такими частыми, и вот почему. В 1961 году я закончил аспирантуру. Вскоре был принят в Институт философии. Через какое-то время стал ученым секретарем Научного совета по философским вопросам современного естествознания при Президиуме Академии наук. На меня свалился огромный объем научно-организационной работы. За 20 лет наш совет провел более 150 крупных мероприятий: два так называемых «Всесоюзных совещания по философским вопросам современного естествознания», множество конференций и симпозиумов, выпускались в свет их материалы. Все эти годы я был в «большом замоте». Н.Н. подолгу лечилась в Киеве - где и как, я не знал.

Последний раз мы виделись летом 1969 года. В Севастополе был какой-то симпозиум по философским проблемам естествознания. Я решил неделю-другую отдохнуть в Коктебеле и обязательно заехать в Старый Крым. Иду по знакомым улицам, сворачиваю направо. Вижу хвост огромной очереди - бесконечной человеческой ленты. Все терпеливо ждут на солнцепеке, хотят попасть в восстановленный домик.

Наконец, переступаю порог. Н.Н. встречает гостей у мемориальной комнаты, кому-то что-то объясняет. Подхожу к ней, говорю: «Здравствуйте, Нина Николаевна!» В ответ она улыбнулась устало и грустно. Через год Н. Н. умерла.

...Сейчас мне 78 лет. Моя память все еще крепка. И не во сне, как профессор Иван Николаевич Понырев из «Мастера и Маргариты», а наяву - в своих воспоминаниях - я вижу события «возвышенные и счастливые»: знакомство с Н. Н., ее воспринятые мной жизненные уроки, Фрези Грант, бегущую по волнам, слышу отрывок мелодии со словами «Тот путь без дороги... ведущий в блистающий мир». Но горизонт жизни уже сужается. Хочу быть похороненным в Гринландии. Просил своих близких развеять мой пепел с моста через Днепр в родном Киеве. Пепел поплывет к устью - в Черное море. Может быть, достигнет тех мест, где я видел в детстве фосфоресцирующие водоросли, смешается с ними. И я останусь в Гринландии навсегда.

на верх страницы - к началу раздела - на главную