![]() |
|||||||||
|
Литературная критика -
Репрезентация творчества Александра Грина в СССР Глава 6. Валентин Зорин. Повелитель случайностей (начало::продолжение::окончание) Следующее художественное произведение о Грине увидело свет в 1980 году, когда проходило всесоюзное празднование столетия писателя. Эта дата очень показательна. 1980 годом можно условно обозначить период, когда культ Грина, сформировавшийся в шестидесятые годы «снизу» был уже полностью подавлен официальной апологетикой «сверху». К этому времени выросло целое поколение читателей, воспитанное на системе советских мифов о творчестве и личности Грина.
Повелитель случайностей [341] был написан в 1977-1979 годах. Он стал одним из первых произведений писателя, который позже приобрел известность как автор историко-приключенческих повестей для детей и юношества. В то же время, повесть Зорина может служить своеобразной энциклопедией идеологических мифов о Грине. Любопытно, что книгу предваряла вступительная статья известного гриноведа В. Харчева, который представляет произведение Зорина следующим образом: «Повесть написана так, как написал если бы ее, наверное, сам Грин, доживи он до наших дней и узнай о своей громадной популярности у читателей […] Все это – в духе Грина» [342] Повесть Зорина полностью основана на Автобиографической повести самого Грина, являясь как бы вольным пересказом вольного биографического пересказа самого Грина. Соответственно, главным действующим лицом является Саша Гриневский, а местом действия – Одесса, куда пребывает шестнадцатилетний искатель приключений в надежде стать моряком. Возникает впечатление, что Зорин воплотил в жизнь пожелание одного из юных почитателей Грина 30-х годов. Мальчику так понравилась Автобиографическая повесть, что он восклицал – был бы он автором повести, то растянул бы ее на много томов [343]. Более того, «рафинировав» гриновский оригинал, Зорин создал нечто, напоминающее биографию капитана Грэя – юнги, которому предстоит стать капитаном. Причем не гриновского Грэя, а Грэя из киноверсии режиссера Птушко – идеологически верно мыслящего юношу. -- Действие повести охватывает тот промежуток времени, когда, исходя из автобиографии Грина, он плавал юнгой по Черному морю. История бродяжничества юного Гриневского, его одесские мытарства, полная неприспособленность к жизни, о которой с горькой иронией писал 50-летний Грин, в повесть Повелитель случайностей не вошли. Зорин написал светлую оптимистическую историю не только (и не столько) о юности писателя, сколько о юности будущего революционера. Таким образом, на первый план была выдвинута тема бунтарства Саши Гриневского против несправедливостей дореволюционной жизни, ненависть к богатым, дружба с простыми матросами, упорный морской труд и так далее. Так, например, юный Гриневский предается утопическим мечтам будущем социальном устройстве, которое бы он установил: Построил бы солнечный дом-маяк […] И в этом доме я поселил бы старых моряков, которые ютятся сейчас по ночлежкам. В доме была бы тысяча комнат! И в каждой кровать, стол, и обязательно – шкаф с книгами. О море. О всех знаменитых моряках. И каждому жителю – бесплатная еда: завтрак, обед и ужин [344]. Богатство Гриневским воспринимается как абсолютное зло, но только в том случае, если оно не принадлежит народу. На практике это выражается в формуле: грабить плохо, но грабить богатых хорошо, особенно если помогать бедным. Саша Гриневский превращается в повести в некоего юного Робин Гуда: «- А вот если мироеда и живоглота ограбишь? Это не честно?» - спрашивает Гриневского положительный персонаж, лихой матрос Разуваев. «Если бедным людям помочь, то честно. А если чтоб разбогатеть самому, то какая ж тут честность?» - отвечает Гриневский [345]. Таким образом, этическая позиция Гриневского оказывается весьма близкой большевистскому тезису об «экспроприации экспроприаторов». Однако этого мало, Гриневского также посещает мысль, что «хорошо бы взять все ключи, какие существуют в городе и выкинуть их в море! Как забегали бы купцы и приказчики!» [346]. Особенно развлекает юношу образ толстого банкира, который не может попасть в свои кладовые – в этом месте повести особенно чувствуется влияние советской идеологии, которая всегда изображала банкиров непременно и карикатурно толстыми. Общее революционное настроение поддерживается еще такими жанровыми картинками, как рассказ шарманщика о трагедии на Ходынском поле и о царе-кровопийце, который давал большой бал в тот же вечер в своем дворце. Присутствует, конечно, и антирелигиозный элемент, потому что такой революционно настроенный юноша, как Гриневский не может находиться в плену христианских или каких-либо других религиозных настроений. Таких идеологических наслоений в повести очень много, и мы не будем останавливаться на каждом из них. Упомянем лишь о двух, особенно интересных, с нашей точки зрения. Так, идеологический облик Гриневского дополняют еще две черты. Одна из них - глубокая любовь ко всему русскому, к русской литературе и искусству. Например, по версии Зорина, в первый раз приплывая в Ялту, Гриневский думает о Чехове: «На берегу можно поспрашивать местных жителей и отыскать чеховский дом. Чтобы просто постоять неподалеку. И, может, издалека увидеть самого писателя, мысленно пожелать ему счастья…» [347]. В другой раз Гриневского охватывает волнение, когда он приближается к бухте Севастополя. Он подробно вспоминает о героях обороны, и его наполняют патриотические чувства. В следующий момент своей черноморской одиссеи Гриневский попадает в мастерскую Айвазовского, и величавый старик милостиво кивает юному матросу… Таким образом, Зорин создает дополнительный миф о Грине-патриоте, что является таким же преувеличением, как и обвинение Грина в космополитизме.
на верх страницы - к содержанию - на главную |
||||||||
|