![]() |
|||||||||
|
Литературная критика -
Репрезентация творчества Александра Грина в СССР 2.2.1 Миф первый: «Революционное просветление» Некоторые советские литературоведы, изучая биографию Грина, находили в происхождении писателя, а также месте его рождения стойкие революционные традиции. Первым и наиболее труднооспоримым доводом был тот факт, что отец Грина Степан (Стефан) Евсеевич Гриневский был выслан из Польши в Вятку за участие в польском восстании. Второй, значительно более шаткий довод, привел В. Харчев в статье «Человек, умевший придумывать удивительное». Харчев доказывал, что Вятский край имеет глубокую революционную традицию: Не могло не сказаться на культурной жизни Вятки и то, что в конце прошлого века здесь находились в ссылке Александр Герцен, Ян Райнис, многие представители передовой интеллигенции. Здесь бывал Михаил Салтыков-Щедрин. И конечно же все это оказало влияние на формирование мировоззрения и характер будущего писателя Александра Грина. […] Ведь и впоследствии он не раз обращался к сатире, и сатирические произведения Александра Грина составили бы солидную книжку [191]. -- Но самую значительную роль в формировании мифа о революционном настроении писателя сыграла принадлежность Грина к партии эсеров с 1903 по 1906 год. То, за что писатель мог поплатиться жизнью в 30-е годы, в 60-е стало знаком приобщения Грина к революционной традиции. Особенно остро этот вопрос стал в 1960 году, во время празднования 80-летнего юбилея писателя, когда в прессе появилось рекордное за последние годы количество публикаций о Грине. Главной проблемой, которая обсуждалась в тот год […] был вопрос политических взглядов Грина, о его отношении к Октябрьской революции. Такой искус неизменно обрушивается на каждого русского писателя, которого по милости властей сперва изымают и забывают, а потом возвращают и вводят в лоно советской литературы [192].
При возводимых на Грина обвинениях в аполитичности нельзя, однако, умалчивать о том, что свою юность он отдал активной революционной борьбе! […] Жестокие условия жизни раздавили его, превратили борца в наблюдателя. Но он не переметнулся в годы спада, как многие другие, по ту сторону баррикад! [193]. При этом факт отказа Грина от какой-либо политической борьбы, его многократно задекламированная аполитичность усердно замалчивалась [194]. Или, как мы видим из процитированного отрывка - оправдывалась тяжелыми условиями жизни. Правильным (с точки зрения советских критиков) являлось и разочарование Грина в партии эсеров. Е. Прохоров в монографии «Александр Грин» отмечал, что: Это не вина, а беда Грина, что он попал в сети звонкой эсеровской фразы и мишурного блеска их обещаний; и не репрессии царизма, ни тюрьмы, ссылки, неустроенная жизнь в подполье оттолкнули его впоследствии от эсеров, а ничтожество их идеек, ненавистная писателю мелкособственническая буржуазность того нового мира, который они обещали трудящимся [195]. Россельс в начале статьи «Дореволюционная проза Грина» пишет о пяти новеллах из первого сборника Грина Шапка-невидимка [196], как о прославляющих «гуманизм и самоотверженность революционеров […] их честность и беспощадное презрение к ренегатам и провокаторам […] готовность стойко и мужественно переносить лишения» [197]. Рассказы же «Гость» (1907) и «Карантин» (1907), по мнению критика, «открывают цикл разоблачительных рассказов о партии эсеров» [198]. Автор статьи утверждает, что «в русской литературе нет более яркого и правдивого изображения эсеровщины», чем в рассказах Грина 1907-1913 годов. Россельс пишет об отображении в гриновской прозе «идейного и организационного распада партии эсеров в годы реакции», «отрыва эсеров от народа» [199]. Более того – ранние произведения писателя звучат как «грозный обвинительный акт самодержавию», и взгляд Грина на своих героев во многом счастливо совпадает с суждением В. И. Ленина о рядовом эсере, «неопределенном и неопределившимся» [200]. -Вот нашел сайт vgostinoy.ru, на котором уже собрали всю информацию про гостиные, их дизайн и интерьер. Там же куча разных фото- Критики советской поры часто прибегали к цитированию наивысшей идеологической инстанции – работ Ленина. Так, Прохоров в своей монографии о Грине ссылался на ленинскую трактовку слов «мечта» и «фантазия». Критик утверждал, что гриновская мечта – мечта активная, деятельная, вдохновляющая на свершение общественных преобразований: Прежде всего, что такое «мечта», «фантазия» в жизни и деятельности человека? «Фантазия есть качество величайшей ценности», - говорил Ленин и даже подчеркивал: «Откуда же было в такой стране [как царская Россия – Е. П.] начать социалистическую революцию без фантазеров?». Значит, мечтать, фантазировать человеку нужно: мечта – это один из важных двигателей человеческой деятельности, живой и надежный инструмент для овладения будущим [201]. на верх страницы - к содержанию - на главную |
||||||||
|