Литературная критика - Репрезентация творчества Александра Грина в СССР
к содержанию

.2. СССР и Гринландия: Конфликт парадигм (начало::продолжение::окончание)

Разумеется, в условиях тоталитарного государства мирное сосуществование государственной утопии и индивидуальной утопии было немыслимо. Поэтому виртуальное пространство СССР вступило в острый конфликт с виртуальным пространством гриновских произведений. Одним из самых важных пунктов этого конфликта оказалась парадигма национального самосознания.

Гринландия представляла собой квинтэссенцию всего не-русского, иностранного, выступая своеобразным протестом против стереотипного образа России. Ее тропически-жаркий климат противостоит традиционно-холодному климату России. Слово «север» для Грина ассоциируется с понятием родины, определением «местного», «национального», «закрытого». В то же время «юг» - это синоним «глобального» и «интернационального». Появившись на творческом горизонте Грина в 1909 году в рассказе «Остров Рено», Гринландия мгновенно оказалась в центре художественно-философской системы Грина [150]. Остров Рено является не просто пассивным экзотическим фоном (экватор, океан, остров) – он символизирует иррациональную, хаотическую свободу. Остров Рено – это бесконечный, первобытный и безымянный мир. Его принимает матрос Тарт и отрекается от прежнего мира: от службы на корабле, от службы родине и от самой далекой северной родины с ее скудной растительностью и скудной жизнью.

Однако родина не желает выпускать Тарта из своих объятий. С корабля на остров спускаются шесть матросов, чтобы разыскать и силой вернуть дезертира Тарта. Один из преследователей описан Грином как «худенький голубоглазый крестьянин», которому и принадлежат слова «Мы служим родине». Короткая ремарка выразительно дополняет образ родины, преследующей Тарта: голубоглазость матроса явно намекает на его северное происхождение, а слово «крестьянин» традиционно ассоциируется с семантическим рядом, относящимся к слову «родина». В перестрелке с представителями родины Тарт погибает. В предсмертном бреду ему видятся прекрасные пейзажи острова – места, которое Тарт признал своей второй и истинной родиной. В этом рассказе Грин сформулировал ключевые символические оппозиции, которые он развил в своих последующих работах: «север» и «юг», «страна рождения» (или «родина») и «открытый мир», «служба» и «свобода».

В рассказах «Далекий путь» (1913) и «Возвращение» (1924) Грин последовательно развивал тему конфликта национального и интернационального, обращая особое внимание на психологическую и философскую проблему глобальной интеграции и местной изоляции. Герой «Далекого пути» совершает физический и духовный побег из русского провинциального города, который он ассоциирует с тюрьмой. Грин описывает впечатления своего героя следующим образом:

Разнообразие земных форм вместо глухой русской равнины казалось мне издавна законным достоянием всякого, желающего видеть так, а не иначе. Я не люблю свинцовых болот, хвойных лесов, снега, рек в плоских, как иззубренные линейки, берегах; не люблю серого простора, скрывающего под беспредельностью скудость и скуку. Против известного, обычного для меня с момента рождения, следовало поставить неизвестность и неизведанное во всем, даже в природе, устранив все лишения чувств [151].

Такой предстает родина/Россия в рассказе Грина. Традиционные бескрайние просторы, которые должны быть гордостью каждого русского патриота, превращаются в символ «скудости и скуки». Его герой совершает своеобразный ритуал, отказываясь от своего данного при рождении русского имени (Петр Шильдеров) и выбирая новое латиноамериканское имя (Диего). Пройдя дорогой страданий и испытаний, он достигает вершин южноамериканских Анд, завершая, таким образом ритуальный цикл перерождения. Анды здесь выступают в качестве той же Гринландии – они настолько далеки и экзотичны, что представляют собой некое условное тридесятое царство, являющееся полной противоположностью знакомой автору России. В рассказе «Далекий путь» Грин выдвигает концепцию «второй родины», утверждая, что свободный выбор является основой человеческой натуры, квинтэссенцией человеческой свободы. Грин оставляет за каждым человеком право выбора имени и места жительства – право свободной самоидентификации:

Отныне я находился в плену своего желания быть там, куда потянуло меня всей душой, и где я нашел вторую, настоящую родину. У человека их две, но не у всякого; те же, у кого две, знают. Что вторую нужно завоевать, тогда как первая сама требует защиты и подчинения [152].

Грин совершает своеобразный эксперимент, освобождая героев от цепей, которыми они прикованы к тому, что дано им от рождения – прежде всего, к родине и к данному имени. Он демонстрирует психологическую боль и страх, которые необходимо преодолеть человеку на пути к освобождению. В рассказе «Возвращение» - вершине гриновского мастерства – писатель анализирует состояние человека, которой отказывается воспользоваться правом выбора и откликнуться на зов внешнего мира именно потому, что внутренне связан тем, что дано ему от рождения.

Герой рассказа совершает путешествие из северной Норвегии (которая является аналогом северной России) в гринландский порт Прест. Первое предложение рассказа представляет героя следующим образом: «некий Ольсен, Карл-Петер-Йоганн Ольсен, родом из Варде». Таким образом, главная характеристика героя – это его имя и место рождения. Каждая часть длинного норвежского имени как бы символизирует отдельное звено длинной цепи, которой Ольсен внутренне прикован к месту своего рождения.

-Когда администрация нашего музея остро нуждалась в реконструкции зданий и внутренних помещений мы объявили частный тендер на строительство и ремонт среди строительных компаний и бригад мастеров. Выиграла конкурс местная небольшая компания под руководством опытного инженера строителя, которая предложила небольшую стоимость строительно-монтажных и ремонтных работ. Качество произведенных работ и сроки, все было соблюдено-

Герой Грина слышит зов мира, внимая безбрежному пространству океана и неба, точно так же, как слышал этот зов Тарт из раннего рассказа «Остров Рено». Но, в отличие от Тарта, Ольсен упорно противостоит зову неведомого, безымянного, свободного мира, отказываясь осознавать себя как часть его. Он внутренне замыкается, защищаясь от тропических чудес воспоминаниями о далекой норвежской деревне и рутинных делах членов своей семьи. Ему кажется, что внимая зову мира, он предает свою родину. Кульминация внутренней борьбы происходит в сцене перед отплытием Ольсена в Норвегию, на тропическом берегу ночного океана:

Едва трогалось что-то в его душе, готовой уступить дикому и прекрасному величию этих лесных громад, сотканных из солнца и тени, - подобных саду во сне – как с ненавистью он гнал и бил другими мыслями это движение, в трепете и горе призывая серый родной угол, так обиженный, ограбленный среди монументального праздника причудливых, утомляющих див. Мох, вереск, ели, скудная трава, снег… Он поднял раковину, огромную, как ваза, великолепной окраски, в затейливых и тонких изгибах […], поднял ее, бросил, и, сильно топнув, разбил каблуком, как разбил бы стакан с ядом [153].

Сломленный борьбой духовно и физически, смертельно больным возвращается Ольсен в родную деревню. Поначалу все радует его, но непонятная тоска – тоска отказа, тоска несвободы - все больше и больше терзает его сердце. Наконец, в смертный час на Ольсена нисходит озарение: «Вместе с последним усилием мысли вышли из него и все душевные путы, и он понял, как понимал всегда, но не замечал этого, что он – человек, что вся земля, со всем, что на ней есть, дана ему для жизни и для признания этой жизни всюду, где она есть» [154]. Последним предсмертным видением Ольсена предстает тропическое безбрежие океана – точно так же, как перед духовным взором Тарта из «Острова Рено» представал тропический остров. Оба героя Грина в смерти соединяются с тем, с чем - по разным причинам – не смогли соединиться при жизни, со своей второй родиной, осуществив общечеловеческое право на свободный выбор.

на верх страницы - к содержанию - на главную