![]() |
|||||||||
|
Литературная критика -
Репрезентация творчества Александра Грина в СССР 2. Литературный контекст: Учителя и ученики (начало::продолжение::окончание)
Первый – это литературные произведения, сформировавшие мировоззрение Грина-подростка и повлиявшие на стиль Грина-писателя. Второй – эта литературная среда современной Грину эпохи, знаменитого Серебряного века русской культуры, время расцвета литературы и философии. Третий – прямое или косвенное литературное влияние Грина на последующие поколения писателей, наследие Грина в русской литературе. Каждая из этих тем могла бы послужить основой для отдельной диссертации. Однако в рамках данной работы мы лишь бегло очертим упомянутые вопросы. Свою Автобиографическую повесть Грин открывает рассказом о любимых писателях детства: Майн Риде, Густаве Эмаре, Жюль Верне и Луи Жаколио. Он утверждает, что иностранная авантюрная литература была его духовной пищей в годы детства, отрочества и молодости. Так, отправляясь на уральские золотые прииски в 1900 году (Грину было тогда 19 лет), нищий голодный юноша был одержим мечтой найти самородок. Ему грезились приключения в духе Райдера Хаггарда и слышались воинственные крики индейцев [29]. Однако этот список «кумиров юности» можно значительно расширить. К воспоминаниям самого Грина мы можем добавить свидетельство Веры Павловны Гриневской и Нины Николаевны Грин. Вера Павловна писала о литературных пристрастиях своего супруга, ориентируясь на первый год их знакомства (Грину было 26 лет) так: Проследить, кто именно из иностранных писателей имел на Грина наибольшее влияние, я не берусь. Знаю, что любил он Брет-Гарта, Диккенса, Киплинга, Конрада, Дюма, Сю, Сервантеса, Доде, Свифта… Но ведь и помимо них Александр Степанович перечитал много томов «Вестника иностранной литературы» и отдельных, в разное время переведенных, неизвестных мне авторов. [30] Далее Вера Павловна прибавляет, что в первый год их с Грином совместной жизни он подарил ей томик Эдгара По, прокомментировав, что это «гениальный писатель». Кроме того, по свидетельству первой супруги Грина, писатель горячо любил книги Стивенсона, чем обусловлены «стивенсоновские» имена и названия в некоторых произведениях Грина [31]. -- По более поздним наблюдениям Нины Николаевны, в зрелые годы Грин увлеченно читал Сервантеса, Диккенса, Бальзака, Джека Лондона, Киплинга, Мериме, Стендаля, Цвейга, Гофмана и многих других писателей – иными словами, его интересовал весь диапазон иностранной литературы. Однако наиболее страстно Грин любил произведения Стивенсона и По. Эта литературная привязанность, пустившая корни в юношеские годы, оказалось самой глубокой: Грин ценил сочетание сюжетного мастерства и психологической точности в произведениях любимых авторов. Его особенно привлекали психологические парадоксы, исследование природы странного, мистического и необъяснимого, вмешательство Случая в судьбы героев новелл Стивенсона и По. Об особенном отношении Грина к По свидетельствует многое. По словам И. Соколова-Микитова, Грин бережно хранил портрет американского писателя среди своих немногочисленных вещей, ведя кочевой образ жизни. Обосновавшись в Петербурге, Грин повесил над своим столом два портрета: своей жены Веры Павловны и писателя Эдгара По [32]. Кроме того, месту Эдгара По в жизни Грина посвящена отдельная глава в записках Нины Грин. Вероятно, здесь следует говорить не только о литературно-стилистической близости двух писателей, но и об общей мировоззренческой основе – о сходном восприятии природы мистического. Произведения По стали для Грина внутренним камертоном, определившим его литературные вкусы и философские взгляды. Многие критики, особенно при жизни Грина, склонны были упрекать писателя в эпигонстве. Но те, кто отзывался о творчестве Грина положительно, стремились подчеркнуть стилистическое отличие прозы писателя от его иностранных «учителей». Например, Михаил Слонимский в своем очерке о Грине пишет следующее: -Мы гарантируем качество выполнения сантехнических работ. Подробности можно узнать на сайте santechpomosch.ru у нас отличный опыт в данной сфере- Александр Грин был мастером сюжета, но даже те, которые признавали это, считали, что язык произведений Грина подобен языку переводных романов. Легко проследить зависимость стилистики Грина от По, Стивенсона. […] Русский язык подчас кажется каким-то нерусским у Грина потому, что русские слова несут […] функции зачастую новые для русской литературы, но не новые для ряда иностранных литератур (в особенности английской и американской). И все же Александр Грин был русским писателем [33]. Сам Грин, по свидетельству Нины Николаевны, комментировал свое отношение к По так: Мы вытекаем из одного источника […] но течем в разных направлениях. В наших интонациях иногда звучит общее, остальное все разное – жизненные установки различны. Какой-то досужий критик когда-то, не умея меня […] сравнить с кем-то из русских писателей, сравнил с Эдгаром По [...] И, по свойству ленивых умов других литературных критиков, имя Эдгара По было плотно ко мне приклеено. Я хотел бы иметь талант, равный его таланту […] но я не Эдгар По. Я – Грин, у меня свое лицо [34]. на верх страницы - к содержанию - на главную |
||||||||
|