Леонид Борисов - Александр Грин
назад :: вперёд :: содержание

Оделся и вышел. Я последовал за ним Грин поднял воротник пальто, ссутулился, крупно зашагал. На проспекте Володарского он остановился, о чем-то поразмыслил и пошел обратно. Заметил меня, вгляделся, улыбнулся и произнес:

- Летят журавли. Полное небо журавлей. Эрику кажется, что это движется небо. Крылатое небо. Черт!

Я молчал, да Грину и не важен был мой ответ, он шагал по проспекту Володарского в сторону моста и напевал что-то. Улыбнувшись мне, сказал:

— Вот в этом доме жил Николай Павлыч, кормил устрицами. К нему перестали ходить. А я не перестал и всё ходил. Тогда Николай Павлыч послал к чертям устриц и начал угощать маслинами. Я уехал на юг. Я там жил, понимаете? На юге хорошо. А вот этот дом Мурузи. Тоже штучка.

Грин на ходу вскочил в вагон трамвая, помахал мне рукою.

Через педелю я встретился с ним на домашней вечеринке у одного дореволюционного писателя, разучившегося писать. Меня познакомили с Грином.

- Мы знакомы, — сказал я, пожимая шершавую ладонь и железные пальцы Грина.
- То есть как знакомы? — Грин даже несколько рассердился.
- Мы не знакомы.

Я принялся уверять, что мы знакомы. Грин пожимал плечами и делал большие глаза. Я напомнил ему о Николае Павловиче, который кормил гостей устрицами. Грин заявил, что никакого Николая Павловича он не знает:

- Николай Павлович — это Николай Первый,— сказал Грин. — Наслышан о таком премного, но устрицами его не пользовался.

Я отошел от Грина. Дама с лорнетом па цепочке шепнула мне на ухо:

- Он чудак, этот Александр Степанович! Он шутит. Он однажды чуть не убил моего мужа. Подошел к нему и сказал: «Ты будешь убит, готовься». И пошел на кухню за топором. Подошел к мужу, муж говорит: «Александр Степанович, брось дурить! Топор острый!»— «Это и хорошо, что острый» —Дама захохотала — А через неделю Александр Степанович прочел нам главу из рассказа. Там один человек убивает топором другого. Редкий оригинал!(2)

- Но почему же он делает вид, что мы незнакомы? — спросил я даму.
- Это он работает, — сказала дама. — Так нужно для его рассказа.

Дама была из наблюдательных. Действительно, Грин почти всегда находился в творческом состоянии. Почти всегда он видел себя в окружении своего, не воплотившегося в слово замысла. Он проверял его на ощупь, он перевоплощался, репетировал. Помню такую сцену Грин подходит к окну. На улице обычное дневное движение. Грин обращается к хозяину дома и говорит:

— Вот тот в шляпе. Видите? Ему бы следовало зайти в дом напротив. Там его счастье. Он не знает об этом. Видите, он прошел мимо. Даже не споткнулся. Черт знает как глупо!

Я вспоминаю сейчас эту сцену, вижу стоящего у окна Грина и думаю то, чего не думал тогда: «Вот как работает подлинная творческая фантазия! Вот что драгоценно в ремесле художника пожалеть, что некий человек не поступил по-твоему, не споткнулся тогда, когда по воле писателя ему нужно споткнуться. Этот незнакомый, случайно прошедший мимо художника человек, уже пойман и закреплен в некий сюжет Вот как надо вынашивать свои замыслы! Вот что такое творчество в его скрытом от читателя виде!»

Я премного благодарен случаю, давшему мне возможность так близко и так зримо подсмотреть один из наиболее утаиваемых актов писательской работы.

назад :: вперёд :: содержание