Ник. Вержбицкий - Светлая душа
назад :: содержание

10 (окончание)

Пошел к нему. Поругал. А он только улыбнулся своей доброй и немного растерянной улыбкой и сказал:

— Да ведь вам самим нечего есть! Разве я не знаю?.. А меня здорово выручают грибы!

Как же они его выручали?

Грин собирал их, чистил, тут же в лесу разводил костер и поджаривал грибы на угольках, нанизывая их, как шашлык, на тонкую палочку.

Хлебных карточек у него не было. Да и хлеба в то время выдавали по сто граммов в день.

Иногда Грин ночью уходил в поле и выгребал руками картофелины величиной с грецкий орех. Ел их сырыми, немного подсаливая. Варить было нельзя — хозяин, узнав об этом, немедленно выгнал бы постояльца.

Приехал в Борвиху фельетонист большой буржуазной газеты «Русское слово» Петр Александрович Подашевский (Ашевский). Его газету закрыли, а он получил разрешение издавать свою собственную газету под названием «Честное слово».

Это была газета беспартийная, но, как тогда говорили, стоявшая «на советской платформе».

Ашевский пригласил нас работать в ней. При этом он не скрыл, что «Честное слово» будет находиться под покровительством такого крупного советского деятеля и большевика, как народный комиссар продовольствия товарищ Цюрупа.

Мы долго не размышляли и согласились сотрудничать. Поехали в Москву.

Грин снова поселился у меня на Якиманке, и мы каждый день ходили пешком (трамваи не работали) из Замоскворечья на Мясницкую (ныне улица Кирова), где в типографии закрытой газеты «Раннее утро» печаталось «Честное слово».

Точно не помню, что писал в этом издании Александр Степанович(6). Остался в памяти только один эпизод.

Ему предложили съездить на какой-то большой завод и описать ударный труд энтузиастов. Грин решительно отказался, и главное, по той причине, что его «тошнит от техники». Он действительно ничего не понимал и не хотел понимать «во всех этих шестеренках и подшипниках».

Однажды я поместил в «Честном слове» передовицу на тему о русском офицерстве, которое толпами удирало на юг и вливалось в армии белых генералов. Военная тема была мне близка, так как я в юности прожил несколько лет в одном захолустном армейском полку, будучи на воспитании у военного врача.

В статье у меня с полной искренностью вырвалась фраза относительно того, что нельзя строго судить солдат и матросов, которые совершали насилия над офицерами, не принимавшими революции.

Не скрою, что во время работы над этой статьей меня подогревали некоторые эпизоды из «Поединка» Куприна.

Прочитав передовицу, Грин пристально посмотрел мне в глаза и спросил:

— Ты одобряешь матросов, которые привязывают камни к ногам офицеров и бросают их на съедение рыбам?

Я ответил вопросом:

— Кажется, тебя самого в Севастополе командир корабля хотел отправить в гости к рыбам за твой строптивый нрав?..(7)

Грин промолчал. А вечером, как бы на ходу, сказал мне, что в общем-то он готов согласиться с содержанием моей статьи, но только... не стоило бы разжигать и без того накалившиеся страсти...

Мне было ясно, что Грину претит всякая жестокость, несмотря на то что он сам многие годы был жертвой этой жестокости. «Значит, — думал я, — он так силен душой, что не позволяет себе быть рабом чувства мести... Ну что ж, судьба да хранит его светлую душу и незлобивое сердце!.. Не каждый на это способен».

Впоследствии, читая и перечитывая произведения Грина, я всегда возвращался к этой мысли. И если сейчас меня спросят, чем же силен этот писатель, почему его любит народ, я не найду другого ответа, — он был поистине добрый человек!

Как отрадно видеть, что за последние годы мы всё больше и больше привыкаем видеть в добре не отвлечённую "категорию", а вполне материальный, осязаемый и ощутимый инструктаж жизни. Вот тут-то нам и помогает всё созданное Александром Степановичем Грином, потому что писал он сердцем, горящим незатихающей любовью к людям.

назад :: содержание