![]() |
|||||||||
|
Ник. Вержбицкий - Светлая душа 3 (окончание) Если Грина спрашивали о наилучшем, по его мнению, способе литературного изложения, он неизменно отвечал: — Ставьте своих героев в самые трудные и замысловатые положения, а потом заставляйте их выкарабкиваться. Только тогда они начнут у вас жить, действовать и говорить — интересно, поучительно, с открытой душой... Ведь лучше всего узнаешь человека, когда он в некотором смятении. Например, когда он участвует в драке, объясняется в любви, играет в карты или получает деньги... На простодушный вопрос одного начинающего беллетриста «Как научиться хорошо писать?» — Грин ответил далеко не просто: — Тренируйте воображение... Лелейте мечты... Для меня не представляло загадки, почему Грин довольно быстро сошелся со мной и что помогло тому, что наша дружба ни разу не была омрачена ни одной крупной ссорой. Мы ненавидели богатых и богатство, глубоко презирали мещан с их утиной психологией, высмеивали многочисленные недостатки тогдашней трусливой и серенькой интеллигенции. Вместе с тем мы не имели оснований причислять себя к людям рабочего класса, хотя вместе с ними стояли у станков, знали, что такое выматывающий и отупляющий физический труд, ели с пролетариями из одной миски. Мы оба стали литераторами не по наследству и не по воспитанию, а единственно только — по неистребимому душевному влечению. Без всякой рисовки можно было сказать, что писать для нас — значило жить, а жить — значило писать. Еще нас сближало то, что в просторечии называется: «Они знают, почем фунт лиха!»7 К характеристике наших отношений прибавлю, что нам очень часто удавалось отгадывать мысли друг друга и быстро договариваться в сложных обстоятельствах, несмотря на то что Грин был старше меня, опытнее и, прямо надо сказать, глубже понимал жизнь. -- 4 (начало) Из так называемых нравственных качеств, которые я имел возможность отметить у Грина, меня больше всего привлекали: доброта, врожденная и естественная деликатность и то, что мы понимаем под словом порядочность— душевная чистота. Несмотря на свою нервную и вспыльчивую натуру, он никогда не был зачинщиком стычек и даже в сильно возбужденном состоянии часто отходил в сторону. И это вовсе не было признаком трусости, — в трусливой осторожности никто его упрекнуть не мог. Я был свидетелем, когда, получив жестокое оскорбление, Грин сумел сдержать себя и, взвесив все обстоятельства, понял, что он сам дал серьезный повод для оскорбления, — в конце концов предложил мировую. Для такого поступка надо было иметь большое мужество и ясный ум. Грина нельзя было назвать бессребреником. Но он ценил деньги главным образом за то, что они давали ему возможность доставлять людям какую-нибудь радость. Никогда не забуду, как он подарил мне очень дорогое издание «Рейнеке-лис» с чудесными иллюстрациями. Это было сделано в дни, когда ему приходилось рассчитывать каждый гривенник. О том, чтобы не принять подарка, не могло быть и речи, — он бы жестоко обиделся. В одну из поездок в Гатчину к Куприну он подарил писателю пару великолепных старинных шпор из серебра, купленных у какого-то любителя старины. Куприн — неистовый лошадник — был в восторге от такого подарка. назад :: вперёд :: содержание |
||||||||
|